20- годы прошлого века. В ходе операций "Трест" и "Синдикат-2" ОГПУ захватило своих заклятых врагов — Бориса Савинкова и Сиднея Рейли.
Савинков, человек, чья жизнь всегда протекала в полушаге от гибели, после ареста капитулировал за 10 дней, на суде объявил свою борьбу с Советской властью ошибкой, приговорён к смертной казни. Позднее высшую меру заменили 10 годами. Тюремную камеру обставили специально купленной мебелью, разрешили жить вдвоём с женой, выводили на прогулки по городу, на обеды в ресторанах. Но и это почётное заключение менее чем через год закончилось странной смертью. Официальная версия — самоубийство. Выбросился из окна. Зазевавшиеся чекисты пытались помешать, но тщетно.
Сидней Рейли был обречён заранее, так он сумел досадить российским властям, что советским, что царским. Поэтому на границе в тот момент, когда он должен был возвращаться из СССР, устроили инсценировку со стрельбой, в газетах напечатали сообщение, что Рейли застрелен при попытке перехода границы, а сам он уже давал в этот момент показательные признания на Лубянке. Он попробовал спасти жизнь, но не удалось. Приговор, вынесенный ему после "заговора послов", пересматривать не стали.
А теперь три цитаты. Первая — это выдержкка из рапорта сотрудника
КРО ОГПУ Валентина Сперанского о последнем дне Савинкова:
«У меня очень разболелась голова, и я прилег на диван.
В комнате были Савинков, т. Сыроежкин и т. Пузицкий, последний из комнаты на некоторое время выходил. Савинков сидел около меня и говорил что-то о своей первой вологодской ссылке, то ходил по комнате, подходил к открытому окну и глубоко вдыхал воздух, говоря, что в камере так душно и так приятно вдохнуть в себя не камерный воздух. Я взглянул на свои часы - было 23 часа 20 минут, и в этот самый момент около окна послышался какой-то шум, что-то очень быстро мелькнуло в окне, я вскочил с дивана, и в это время из двора послышался как бы выстрел. Передо мной мелькнуло побледневшее лицо т. Пузицкого и несколько растерянное лицо т. Сыроежкина, стоявшего у самого окна. Т. Пузицкий крикнул: "Он выбросился из окна... надо скорее тревогу..." и с этими словами выбежал из комнаты. Т. Сыроежкин тоже выбежал, и я остался в комнате один.
Прыжок Савинкова в окно был так неожидан и быстр, что в первые минуты невозможно было осознать происшедшего.»
Вторая — из рапорта уполномоченного КРО ОГПУ Григория Федулеева о расстреле Рейли:
«Довожу до Вашего сведения, что согласно полученного от Вас распоряжения со двора ОГПУ выехали совместно с № 73 т. Дукис, Сыроежкин, я и Ибрагим ровно в 8 часов вечера 5/XI — 25 г. направились в Богородск (что находится за Сокольниками). Дорогой с № 73 очень оживленно разговаривали… На место приехали в 8 1/2–8 3/4 ч. Как было условлено, чтобы шофер, когда подъехали к месту, продемонстрировал поломку машины, что им и было сделано. Когда машина остановилась, я спросил шофера — что случилось. Он ответил, что-то засорилось и простоим минут 5–10. Тогда я № 73 предложил прогуляться. Вышедши из машины, яя шел по правую, а Ибрагим по левую сторону № 73, а т. Сыроежкин шел с правой стороны, шагах в 10 от нас. Отойдяя шагов 30–40 от машины, Ибрагим, отстав немного от нас, произвел выстрел в № 73, каковой, глубоко вздохнув, повалился, не издав крика; ввиду того, что пульс еще бился, т. Сыроежкин произвел еще выстрел в грудь. Подождав немного, минут 10–15, когда окончательно перестал биться пульс, внесли его в машину и поехали прямо в санчасть, где уже ждали т. Кушнер и фотограф. Подъехав к санчасти, мы вчетвером — я, Дукис, Ибрагим и санитар — внесли № 73 в указанное т. Кушнером помещение (санитару сказали, что этого человека задавило трамваем, да и лица не было видно, т. к. голова была в мешке) и положили на прозекторский стол, затем приступили к съемке. Сняли — в шинели по пояс, затем голого по пояс так, чтобы были видны раны, и голого во весь рост. После чего положили его в мешок и снесли в морг при санчасти, где положили в гроб и разошлись по домам. Всю операцию кончили в 11 час. вечера 5/XI — 25 г.»
Третья цитата — из «Архипелага ГУЛАГ» А.И.Солженицына:
«В 1937 году, умирая в колымском лагере, бывший чекист Артур Шрюбель рассказал кому-то из окружающих, что он был в числе тех четырёх, кто выбросили Савинкова из окна пятого этажа в лубянский двор! (И это не противоречит нынешнему повествованию в журнале «Нева»: этот низкий подоконник, почти как у двери балконной, — выбрали комнату! Только у советского писателя ангелы зазевались, а по Шрюбелю — кинулись дружно.)
Так вторая загадка — необычайно милостивого приговора — развязывается грубой третьей.
Слух этот глух, но меня достиг, а я передал его в 1967 М.П. Якубовичу, и тот с сохранившейся ещё молодой оживлённостью, с заблескивающими глазами воскликнул: «Верю! Сходится! А я-то Блюмкину не верил, думал, что хвастает». Разъяснилось: в конце 20-х годов под глубоким секретом рассказывал Якубовичу Блюмкин, что это он написал так называемое предсмертное письмо Савинкова, по заданию ГПУ. Оказывается, когда Савинков был в заключении, Блюмкин был постоянно допущенное к нему в камеру лицо — он «развлекал» его вечерами. (Почуял ли Савинков, что это смерть к нему зачастила — вкрадчивая, дружественная смерть, в которой никак не угадаешь явления гибели?) Это и помогло Блюмкину войти в манеру речи и мысли Савинкова, в круг его последних мыслей.
Спросят: а зачем — из окна? А не проще ли было отравить? Наверно, кому-нибудь останки показывали или предполагали показать.»
Видимо, рассказ Шрюбеля об убийстве Савинкова следует признать истинным. Косвенным доказательством этого факта можно считать присутствие при обеих смертях чекиста Григория Сыроежкина. Только в одном случае он производит контрольный выстрел (в случае с Рейли), а в другом — хватает самоубийцу за ноги, якобы пытаясь остановить.
Г.Сыроежкин прожил насыщенную и бурную жизнь, побывал кавалеристом, членом ревтрибунала, чекистом, выпестован в команде Артура Артузова, принимал участие во многих операциях, ставших потом образцом для всех разведок и контрразведок мира. Биография его пестрит фразами: «участвовал в уничтожении», «принимал участие в ликвидации». В Испании тоже сумел отличиться (НКВД там занималось не столько борьбой с франкистами, сколько чисткой рядов союзников), готовил диверсантов, сам принимал участие в акциях. По возвращении получил орден Ленина и через несколько дней был арестован как враг народа, а ещё через три недели получил пулю в затылок от бывших сослуживцев (в 50-е, как водится, реабилитирован; наверное, как друг народа).